Сейчас нет ничего важнее фактора времени, подчеркнул Бронсон. Если из комнаты для совещаний просочится хотя бы слово, датчане и их юристы успеют наделать немыслимых пакостей. На повестке дня проблема обеспечения энергетической безопасности американского государства, да что там – всей западной цивилизации.

После этой тирады старшего сотрудника они направились в библиотеку.

Глава 18

После телефонных переговоров, становившихся от раза к разу все более напряженными, сделка была заключена. Доктор Бун и дядюшка Уолли с крайней неохотой достигли соглашения, особо оговорив один его пункт. Бакстер покинет клинику чуть раньше, чем следовало бы, но задержится на трое суток в Рино для адаптации. На сто пятый день после прибытия под надзор врачей абсолютно пьяным, с чудовищным содержанием алкоголя в крови и кокаина в центральной нервной системе, Тейт-младший неспешно вышел за ворота клиники «Уошу».

Сейчас организм Бакстера был девственно чист, а дряблое тело освободилось от лишнего десятка фунтов. Он не только забыл о спиртном и наркотиках, но даже бросил курить. Бакстер выглядел загорелым и подтянутым и свято верил в то, что окончательно победил своих демонов и вступает в совершенно новую, трезвую жизнь. Его оружием в борьбе за себя самого были лекции доктора Буна и других специалистов клиники. Бакстер признал все свои грехи, после чего сдался на милость высшей силе, кем бы или чем бы таковая ни являлась. Открывая в возрасте двадцати пяти лет новую эру собственного существования, он испытывал в душе гордость и некоторые сомнения, скорее, даже страх. Причем с каждой пройденной милей он ощущал все бо?льшую неуверенность, вера в себя быстро исчезала.

Сколько раз его попытки выбраться из трясины пьянства заканчивались неудачей? Никуда не денешься – семейная традиция. Было ли это запрограммировано в коде его ДНК?

Догнавший Бакстера дежурный автомобиль клиники подвез его в Рино; за два часа, пока продолжалась поездка, пассажир не обменялся с водителем и парой слов. У города машина промчалась мимо яркого щита с рекламой очередной марки импортного пива: на колотом льду лежат три бутылочки зеленого стекла, к ним протягивает руку очаровательная девушка, перед которой не устоит ни один мужчина. Сидя на заднем сиденье, Бакстер съежился от страха, на лбу выступили крупные капли холодного пота. Захотелось попросить развернуть машину и бегом бежать назад, в клинику, подальше от алкоголя и других соблазнов. Но, стиснув зубы, он промолчал.

Поселок Хоуп, или Надежда, располагался на необустроенной окраине города: брошенные дома, дешевые игровые клубы, развалюхи бары. Это были владения брата Мэнни, основателя, духовного отца и признанного лидера местной общины. Стоя на пороге маленькой церкви, брат Мэнни терпеливо дожидался, пока Бакстер выберется из автомобиля на раскаленный солнцем асфальт. Когда это произошло, пастор с жаром потряс руку прибывшего и приветливо осведомился:

– Мистер Тейт, могу я звать вас просто Бакстер?

Сама постановка вопроса подразумевала положительный ответ. Бакстер был Бакстером, а никак не «мистером Тейтом».

– Разумеется. – Бакстер потер нывшую от долгого сидения спину.

– А я – брат Мэнни. – На плечо молодого человека легла тяжелая рука. – Добро пожаловать в обитель Надежды.

Перед собой Бакстер видел мужчину лет пятидесяти, явно имевшего испанские корни, с бронзовой от загара кожей, с длинными, собранными на затылке в пучок седыми волосами, которые спускались до пояса, с добрым взглядом непроницаемо черных глаз, широкой улыбкой и двумя шрамами на лице. Один находился у левой ноздри, другой, побольше, рассекал правую щеку. Упрямый подбородок чуть смягчала аккуратная, похоже, лелеемая годами эспаньолка.

– Вот и еще один питомец клиники «Уошу», – произнес брат Мэнни глубоким мелодичным голосом. – Как здоровье глубокоуважаемого доктора Буна?

– Всем на зависть. – Нос святого отца находился менее чем в пяти дюймах от носа его гостя. Данное обстоятельство ничуть не беспокоило брата Мэнни, но внушало острое чувство неловкости Бакстеру. – Он передал вам свои наилучшие пожелания.

– Замечательный человек. Пойдем, я покажу тебе наше хозяйство. Если не ошибаюсь, ты к нам всего на три ночи.

– Совершенно верно.

Они медленно двинулись по растрескавшемуся тротуару. Свою правую руку брат Мэнни так и не снял с плеча Бакстера. Мэнни, мужчина могучего телосложения, с широкой грудью, был одет в просторные штаны из серой парусины и белую льняную рубашку навыпуск; две ее верхних пуговицы никогда не застегивались. На ногах без носков – грубые сандалии.

Церковь когда-то находилась в распоряжении состоятельных белых прихожан, давно покинувших эти места. Обходя вокруг храма, Бакстер прослушал краткую историю жизни своего спутника. Мэнни Лусера обрел Бога во время второй отсидки в тюрьме, куда попал за вооруженное ограбление магазина. Деньги, вырученные от реализации добычи, тратились на наркотики. Кроткий нрав сидельца открыл ему дорогу к условно-досрочному освобождению, и, следуя воле Неба, он прибыл в Рино, чтобы нести свой крест здесь. Случилось это семнадцать лет назад, и все эти годы Господь ни разу не обделял его паству милосердным вниманием. Церковь окрепла, в ее просторном подвале разместился приют для бездомных и кухня, где кормили каждого, кто был голоден. На прилегающей к храму территории хватило земли для детского сада, куда приводили ребятишек из самых бедных семей, а также для центра помощи женщинам, которые были уже не в силах терпеть бесчинства мужей. Сейчас пастор вынашивал планы организации второго приюта, для сирот. С этой целью храм уже приобрел и отремонтировал два соседних дома. По обширному внутреннему двору то и дело сновали люди: служки, наемный персонал, добровольные помощники, обычные прохожие. Все они с почтением отвешивали поклоны преподобному Мэнни.

Усевшись за складной столик, что стоял в тени акаций, оба мужчины с удовольствием потягивали холодный лимонад.

– Что привело тебя в клинику? – спросил Мэнни.

– В общем-то спиртное и кокаин, но, честно говоря, я не брезговал ничем, – покаянно ответил Бакстер. После пятнадцати недель общения с людьми, знавшими о нем абсолютно все, для него не составляло особого труда быть откровенным.

– И когда это началось?

– По мелочи – лет в четырнадцать. К двадцати годам я не пробовал только жевать гвозди. Сейчас мне двадцать пять, выходит, одиннадцать лет назад.

– Откуда ты родом?

– Из Питсбурга.

– Родители?

– Были приличными людьми.

Вопросы Мэнни звучали очень мягко, а ответы выслушивались чрезвычайно доброжелательно, и через четверть часа Бакстер почувствовал, что может разговаривать до бесконечности.

– Это твой первый визит в клинику?

– Второй.

– За долгие двадцать лет мне удалось ощутить вкус всех снадобий, что существуют на белом свете. О многих ты даже и не слышал. Я покупал, продавал, ввозил контрабандой и сам изготовлял порошок. Четыре раза меня били ножом, три раза в меня стреляли, дважды приговаривали к тюремному заключению, все – за наркотики. Из-за них и из-за спиртного я потерял первую жену и двоих детей, лишился шанса получить образование. Восемь лет в камере едва не отняли у меня право на саму жизнь. О пристрастии к зелью мне известно все, до мелочей, – из собственного опыта. Я профессиональный консультант по алкогольной и наркотической зависимости. Скажи вот, ты зависим?

– Да.

– Храни тебя Господь, сын мой. Ты слышал что-нибудь о Спасителе нашем, Иисусе Христе?

– Наверное. Когда был ребенком, мать каждое Рождество водила меня в церковь.

Улыбнувшись, Мэнни медленно оторвал свое объемистое седалище от стула.

– Вставай, пора взглянуть на твою комнату. Это, конечно, не номер в «Ритце», но, думаю, сойдет.

Приют для бездомных представлял собой помещение с довольно низким потолком. Оно было разделено проходом из листов фанеры на две части: мужскую и женскую. Сквозь открытую дверь виднелись ровные ряды армейских коек.