Шел девяностый день пребывания Бакстера в клинике «Уошу». Войдя в комнату для посетителей, Уолтер Тейт пожал вялую руку племянника и чинным кивком приветствовал его лечащего врача доктора Буна. Тейт-старший несколько раз беседовал с ним по телефону, однако встретились эти двое впервые.

За трехмесячный курс лечения Бакстер успел загореть, щеки его чуть округлились, настроение улучшилось. Нынешний период воздержания от спиртного и кокаина оказался самым длинным за минувшее десятилетие. Под контролем дяди Бакстер крайне неохотно подписал бумаги, согласно которым клиника имела право держать его в четырех стенах в течение полугода. Сейчас же пациент был готов как можно скорее расстаться с опостылевшим заведением. Впрочем, планы племянника Уолтер Тейт не поддержал.

Инициатива проведения встречи исходила от лечащего врача. Хорошо поставленным голосом доктор Бун бодро рапортовал о своих успехах. Лишенный возможности промочить глотку хотя бы каплей спиртного, Бакстер без всяких осложнений прошел первую стадию лечения и вполне объективно оценивал трудность стоявшей перед ним проблемы. На двадцать третий день пребывания в клинике он признал себя алкоголиком, однако категорически отрицал наличие физической зависимости от белого порошка. Бакстер охотно шел навстречу всем требованиям персонала клиники и даже оказывал помощь другим пациентам. Он ежедневно изнурял мышцы упражнениями на тренажерах, строго придерживался назначенной диеты. Никаких чая, кофе, сахара. Одним словом, молодой человек вел себя безупречно. Ожидать лучшего на данный момент было невозможно.

– Значит, он готов покинуть клинику? – спросил Уолтер Тейт.

Повернувшись к Бакстеру, врач вперил в него испытующий взгляд:

– Готов?

– Ну конечно. Чувствую себя превосходно. Трезвость стала нормой моей жизни.

– Это я уже слышал, – заметил дядя. – Последний раз ты держался, если не ошибаюсь, две недели?

– Почти всем нашим пациентам требуется больше чем один курс, – мягко заметил доктор Бун.

– Но со мной-то дело обстоит по-другому. Прошлый раз процедуры длились ровно тридцать дней, и, когда уезжал с ранчо, я знал, что снова начну пить.

– В Лос-Анджелесе ты очень быстро возьмешься за свое.

– Я буду оставаться трезвым где угодно.

– Сомневаюсь.

– Ты сомневаешься во мне, дядюшка?

– Да. В тебе. И тебе многое предстоит доказать, мой мальчик.

Оба вопросительно посмотрели на доктора Буна. Настала минута, когда должен прозвучать бескомпромиссный приговор – последнее слово в этой комфортабельной тюрьме.

– Я хочу услышать ваше мнение, – сказал Уолтер Тейт.

Врач кивнул и, не сводя взгляда с лица Бакстера, начал:

– К свободе ты не готов. Не готов потому, что ты не испытываешь злости, Бакстер. – Последовала короткая пауза. – Необходимо дождаться момента, когда тебя будет душить злоба к своему прежнему «я», к прежней жизни и привычкам. Ты должен возненавидеть собственное прошлое, только после этого ты обретешь решимость никогда больше не возвращаться сюда. Я читаю это в твоих глазах. В тебе нет воли. В Лос-Анджелесе ты опять пойдешь в гости к друзьям, на вечеринки и где-нибудь обязательно выпьешь. Ты скажешь себе: ничего страшного, всего один глоток виски. Так ведь всегда и было, правда, Бакстер? Начнешь с пары баночек пива, потом их потребуется три или четыре. И спираль закрутилась. А за алкоголем последует кокаин. Если повезет, ты опять попадешь к нам, и мы попробуем еще раз вытащить тебя с того света. Если удача отвернется, ты окажешься там.

– Я вам не верю, – дрогнувшим голосом произнес Бакстер.

– Я говорил с коллегами, и они были единодушны; уйдя сейчас, ты почти наверняка погибнешь.

– Это невозможно.

– И как долго он еще может протянуть? – спросил Уолтер.

– Хороший вопрос. Кризис пока не наступил, ведь Бакстер так и не разозлился на себя. – Доктор Бун в упор посмотрел на пациента: – Ты ведь до сих пор мечтаешь о карьере кинозвезды в Голливуде. Ты жаждешь признания толпы, восторженных криков, девушек в бикини и хочешь красоваться на обложках журналов. И пока ты не изгонишь из себя эти иллюзии, тебе не быть свободным от пагубной зависимости.

– Я мог бы подыскать тебе настоящее дело, – сказал Тейт-старший.

– Мне не нужно настоящее дело.

– Теперь вы понимаете, что я имел в виду? – Врач покачал головой. – Сейчас Бакстер хочет одного: любыми путями вернуться в Лос-Анджелес и продолжить то, что оборвалось три месяца назад. Он далеко не первая жертва Голливуда, которую я вижу. Мы имели честь принимать здесь многих знаменитостей. Если ты, Бакстер, уйдешь сейчас, то максимум через неделю окажешься на попойке.

– Может, ему стоит уехать куда-нибудь подальше? – поинтересовался дядя.

– Когда курс лечения будет закончен, я бы настоятельно рекомендовал ему сменить место жительства, заехать подальше от друзей. Спиртное, конечно, есть везде, но главное в том, чтобы Бакстер изменил уклад жизни.

Уолтер повернулся к племяннику:

– Как насчет Питсбурга?

– Господи, только не это! К родителям? Да вы посмотрите на них! Уж лучше я сдохну.

– Предлагаю остаться здесь еще на тридцать дней, – сказал доктор Бун. – А там проведем новый консилиум.

Сутки пребывания в клинике обходились в полторы тысячи долларов, и даже Уолтер Тейт заколебался.

– Что вы намерены с ним все это время делать?

– Попробуем более интенсивные процедуры. Чем дольше Бакстер задержится в клинике, тем выше будут его шансы остаться в живых, когда он появится здесь в следующий раз.

– В следующий раз? Какая аккуратная формулировка! – процедил Бакстер. – Неужели вы говорите это всерьез?

– Поверь мне, сынок. Мы провели вместе немало часов, и я точно знаю: сейчас слишком рано.

– Но я готов. Вам трудно представить, но я действительно готов.

– Поверь мне.

– Все. Хорошо, встретимся через тридцать дней, – подвел итог Уолтер Тейт.

Глава 15

К вечеру четверга вводные лекции стали настолько скучными, что почти ничем не отличались от судебных разбирательств, которыми в скором будущем предстояло заняться Кайлу. В пятницу новичков начали знакомить с темой, что подозрительно упорно обходилась стороной все предыдущие дни, – распределение рабочих мест. Недвижимость. Мало кто сомневался в том, что окажется в тесной каморке без окна, где вряд ли удастся развести руки в стороны. Беспокоивший всех вопрос звучал так: можно ли будет там вдохнуть полной грудью?

Секция судебных разбирательств квартировала на тридцать втором, тридцать третьем и тридцать четвертом этажах. Где-то в этом огромном пространстве, вдалеке от зеркальных пластин зеленоватого стекла, находились «кубики» из съемных перегородок; пластиковая табличка у входа в каждый сообщала всем заинтересованным имена новых обитателей.

«Офис» Кайла находился на тридцать третьем этаже. Шторки из плотного хлопка делили крошечное помещение на четыре одинаковых закутка, что позволяло юристам сидеть за небольшим столом, говорить по телефону и работать с ноутбуком, ощущая некую уединенность. Макэвоя соседи практически не видели, однако если Тэйбор справа или Дейл Армстронг слева сдвигали кресла более чем на два фута, все трое могли запросто общаться, глядя друг другу в лицо.

К удивлению Кайла, места на его рабочем столе хватило и для компьютера, и для телефона, и для делового блокнота. Интерьер дополнял стеллаж из пяти полочек. Остававшийся свободным прямоугольник пола, как прикинул Кайл, едва позволял расстелить спальный мешок. Во второй половине дня пятницы он ощутил, что фирма «Скалли энд Першинг» уже вымотала его до предела.

Его коллега Дейл Армстронг, женщина, оказалась доктором математики. Некоторое время она посвящала студентов в тайны дифференциального исчисления, однако потом по неизвестной причине решила стать юристом. Тридцатилетняя незамужняя красавица, казалось, не умеет улыбаться, ее вечная холодность отпугивала потенциальных воздыхателей.